— Моего домашнего адреса никто в больнице не знает, — сказал Макс. — Да и добрые пастыри не станут нападать среди бела дня. Фон Берг — он просто был уверен, что в приемном покое никого, кроме нас, нет. Вот и решил с вами… побеседовать.

Он запнулся перед последним словом, но девушка явно его поняла. И никаких признаков страха не выказала. Она была крепкий орешек — эта Настасья Филипповна.

— Долго нам еще ехать? — спросила она.

— Минут десять, если на дороге не будет заторов.

— Так давайте, расскажите, мне, наконец, кто они такие — эти пастыри? Откуда они взялись? И почему решили истреблять безликих?

Макс испытал чувство, на которое считал себя уже неспособным: смущение. Он знал, что стало первопричиной возникновения этой организации — добрых пастырей. Но не готов был поведать юной красавице ту гнусную и непристойную историю, которая подтолкнула влиятельнейших людей города к тому, чтобы заняться деятельностью бесчеловечной и уголовно наказуемой. Не случайно пастыри прятали лица за масками. Если бы появились внушающие доверие свидетели их деяний (подобные Настасье), пастырей ждали бы такие последствия, что мало им бы точно не показалось. Фон Берг неспроста так себя повел. И Макс догадывался, кто сообщил ему о молодой свидетельнице. Удивлялся только, что господин Розен сам не осуществил её, так сказать, нейтрализацию.

Но теперь девушка глядела на Макса, упрямо нахмурившись: дожидалась его ответа. И он, пряча глаза, произнес:

— Несколько лет назад погибла дочь одного крупного балтийского политика. И, как это ни абсурдно, в её убийстве обвинили безликого. После чего отец безвременно почившей девицы и наш фон Берг сделали всех безликих объектами своей личной вендетты.

— А почему фон Берг принял случившееся так близко к сердцу?

— Его дочь дружила с погибшей. Была её лучшей подругой. Впрочем, это теперь несущественно. Мы с вами еще до наступления ночи покинем город. У вас есть паспорт? Он потребуется, чтобы перейти границу Конфедерации.

Настасья сразу сникла.

— Был, — сказала она.

— И где он теперь?

Девушка поморщилась, повздыхала немного, а потом стала рассказывать. И к моменту, когда они добрались до подземного гаража в кондоминиуме Макса, он уже знал, что произошло.

— Ну, так, — сказал он. — Сейчас мы поднимемся в мою квартиру, и вы с Гастоном останетесь там. А я навещу ваших бывших соседей.

— Они могут быть опасны! У одного даже есть электрошоковое устройство!

— Ну, и у меня кое-что есть… — Макс потянулся к поясу и только тут вспомнил: кобуру от ван Винкля он отдал Настасье, а сам пистолет остался в больнице.

Девушка мгновенно его поняла:

— Вы забыли свое оружие там, на столе!

— Ну, авось обойдусь!

— Да не в этом дело! Ведь пистолет зарегистрирован на ваше имя? Подумайте сами — что может с ним сделать этот фон Берг? Ваше оружие — это веское и неоспоримое доказательство!

— Ну, тогда хорошо, что патроны в нем — не летательные! — рассмеялся Макс. — Идемте!

Он привел Настасью в свою квартиру на тридцать седьмом этаже и всё ей показал: две спальни, кухню, столовую, кабинет с компьютером.

— Гостевую спальню вы можете занять! — сказал Макс девушке — и тут же подумал: она — первая гостья, которую он принимает в этом доме.

Он выдал ей одежду для переодевания: свою собственную — благо, ростом и телосложением они отличались мало. Правда, свитер был растянутым, а на застежке джинсов не хватало двух зубцов, но зато всё было чистым — свежевыстиранным. И девушка пошла в пресловутую спальню для гостей — переоблачаться. А Макс сменил больничную униформу на привычную для себя джинсовую одежду и вышел в прихожую, держа наготове новую бандану для Гастона. Пес вальяжно развалился на полу за дверью его спальни.

— Охраняй Настасью, она теперь наш друг! — Макс повязал платок ему на шею, потрепал ньюфа по загривку и крикнул: — Настасья, я ухожу!

Никто ему не ответил, и он осторожно приоткрыл дверь гостевой спальни. Девушка лежала на не разобранной кровати — прямо поверх покрывала. И по её мерному дыханию Макс понял: она спит беспробудным сном. На ней оставалось всё то, в чем она пришла — кроме окровавленной ветровки, которую она сняла в прихожей. А на прикроватной тумбочке лежала отстегнутая от её пояса пистолетная кобура с капсулой Берестова/Ли Ханя.

3

Макс хотел поскорее попасть на другой берег Даугавы — к дому Настасьи. И выбрал дорогу, которой не ездил давным-давно: через мост Европейского союза.

Не он один избегал моста ЕС. Тот пользовался в городе настолько дурной славой, что все гиды загодя предупреждали немногочисленных туристов, прибывающих в Ригу: мост входит в негласную сферу деятельности опасной экстремистской организации. Так что по мосту ЕС желательно не проезжать. А если уж придется, то ни в коем случае нельзя на нем останавливаться и выходить из машины. И Боже упаси проходить по нему пешком!

Работники турфирм, правда, забывали сказать приезжим, что руководство Балтийского Союза вот уже в течение трех лет категорически отрицает сам факт существования этой самой экстремисткой организации. И заверяет всех, что добрые пастыри — это только городская легенда, страшилка для чересчур легковерных горожан. Хотя корпорация «Перерождение» уже сто раз называла эти высказывания лживыми. А год назад пообещала, что добьется аннулирования регистрации Устава Балтсоюза в ОНН, если будет доказан факт геноцида на его территории граждан, подвергшихся экстракции. Что означало бы: Балтсоюз де-юре перестанет существовать.

Потому-то любой свидетель, видевший воочию, что добрые пастыри творят, становился для них смертельной угрозой. Пастыри ясно понимали, что балтийский президент без колебаний отправит их самих на принудительную экстракцию, если возникнет дилемма: существование Союза или их существование. И достаточно было произнести два слова на немецком: gute Hirten, чтобы горожане пускались бежать, очертя голову и чуть ли не зажмурив глаза. Именно это и помогло Настасье и её жениху сбежать от алчных соседей, готовых продать их колберам. Но — Ивару Озолсу проку от этого оказалось мало. А сама Настасья могла считаться просто счастливицей, что ускользнула у пастырей буквально из-под носа.

На мосту было мало транспорта — как всегда. И Макс ехал медленно, пытаясь определить, где именно этой ночью погиб Ивар. Тела его, конечно, он уже не увидел: городские власти ревностно заботились о том, чтобы на мосту ЕС никто не обнаружил безликих мертвецов. Ибо это могло послужить косвенным подтверждением ночных деяний пастырей.

И, скорее всего, те, кто забрал тело Ивара, приняли его за одного из жертвенных агнцев. Работники морга могли решить, что он свалился с пешеходной дорожки, по которой пастыри